Закончив читать текст вступительной речи, я вопросительно смотрю на мать, невольно залюбовавшись гладкостью ее атласной кожи и идеально уложенными пепельно-белыми волосами. Вакцина против старения затормозила естественные процессы разрушения организма в тот момент, когда она начала ее принимать. Сейчас мама выглядит не старше сорока лет и даже мне неизвестен ее точный возраст.

Сколько себя помню, она всегда была такой – прекрасной, элегантной, излучающей несгибаемые силу и твердость. Красивая женщина, мудрый и жесткий политик, образцовая мать и жена. Она – безупречна. Иногда мне хочется хоть немного походить на нее, но потом я вспоминаю, что мой отец – самый красивый мужчина в Улье, и глупые мысли быстро исчезают, потому мое лицо – его точная копия. Темные волосы, ярко-голубые глаза, форма губ и даже скулы. От мамы мне достались только аристократичная бледность и родимое пятно на ключице.

– Как тебе, мам? Не слишком пафосно? Может стоит немного сократить? – спрашиваю я, бегло переглянувшись с Дрейком.

Андроид улыбается и, чтобы не мешать нашему разговору, тактично отворачивается к стеклянной перегородке, разделяющей гостиную и спальную зону соты [1] .

Дрейк – высокоинтеллектуальная многофункциональная машина с внешностью человека и телосложением древнегреческого бога. А еще он – экспериментальный образец, созданный в лабораториях «Новой Атлантиды». Изначально разработки биоинженеров планировалось использовать в военных целях, но нехватка ресурсов и ограниченные технические характеристики сделали невозможным массовое производство и программу пришлось свернуть. Мне достался единственный экземпляр, чему я безмерно рада. Не представляю Дрейка в образе киборга-убийцы.

– Ты сама как думаешь? – склонив голову, мама немного хмурит изящные брови. В ее серебристо-серых глазах снова появляется выражение глубокой печали. Она никогда не скажет этого вслух, но я знаю, что ей невыносима сама мысль о том, что мне придется покинуть безопасный остров.

– Я бы оставила только последний абзац, – неуверенно пожимаю плечами, размышляя о том, как трудно будет выучить текст целиком. Выступление уже завтра. Мое обращение в режиме реального времени увидят жители всех островов, и я не имею права облажаться.

– Дрейк написал речь? – от проницательного материнского взгляда ничего не утаишь.

Она абсолютно права. У меня бы мозгов не хватило выдать даже треть написанного.

– У него это лучше получается, мам. Дрейк гораздо умнее меня.

– На Полигоне ты должна будешь думать своей головой.

Мама, как обычно, пытается призвать меня к благоразумию, но я, правда, не понимаю, зачем отказываться от технологических возможностей, способных существенно сократить время на выполнение тех или иных задач. Это же полная бессмыслица!

– Папа сказал, что его можно взять с собой, – упрямо поджимаю губы.

– Дрейк – не телефон. Его не уберешь в тумбочку и не сдашь в камеру хранения, – вздыхает мама.

– Он не займет много места и будет поддерживать порядок в общежитии, – лучезарно улыбаюсь я. – Уверена, что все инициары придут от него в восторг. Мы сможем больше заниматься учебой и тренировками, и меньше тратить времени на бытовые обязанности.

– Рина, я вовсе не против того, чтобы Дрейк поехал с тобой, – грациозно поднявшись с дивана, мама подходит к огромному аквариуму с золотыми рыбками и кончиками длинных красивых пальцев дотрагивается до толстого стекла. – И я понимаю, как важно укрепление единства и солидарности между кастами нашего общества, но…

– Ты не хочешь, чтобы ехала я, – заканчиваю ее мысль, встречая в мутном отражении отчаянный взгляд матери. – Это мой долг. Мы обязаны продемонстрировать свою близость к народу, смягчить имеющийся разрыв и заткнуть рты недовольным. Как дочь президента и главы Верховного Совета, я должна служить примером, а не прятаться за стенами нашего острова. Закон един для всех, и ты сама голосовала за него, – напоминаю я.

– Ты тогда еще не родилась, – качнув головой, тихо отзывается она.

– Но мой брат…

– Замолчи, – ее резкий голос обдает меня волной холода.

– Мы молчим об этом уже много лет! – восклицаю я, понимая, что причиняю ей жуткую боль, но и мне нелегко говорить о том, что случилось. – Эрик погиб не на Полигоне, мам. Он прошел обучение и был лучшим и сильнейшим из охотников. Его смерть – трагическая случайность.

– Это не было случайностью, Рина, – царапнув ногтями стекло, мама сжимает пальцы в кулак.

Я зажмуриваю глаза, пряча подступившие слезы, грудную клетку пронзает острым спазмом. Неутихающее с годами чувство вины вспыхивает с новой силой.

Мама права. Это не было случайностью.

Восемь лет назад катер, направляющийся в Новую Атлантиду, атаковали шершни. Никто из солдат не заметил их приближения. Не сработали ни датчики оповещения, ни автоматизированные оборонительные системы. Они появились словно из ниоткуда и убили всех, кто был на борту, включая моего старшего брата. Выжила только я….

Если бы можно было что-то исправить и вернуть время вспять – клянусь, я никогда бы не потребовала на свой десятый день рождения экскурсию на «Новую Атлантиду», и Эрику не пришлось бы меня сопровождать.

Но я была ребёнком. Наивным, глупым, избалованным ребенком, не осознающим опасности. Мне отчаянно хотелось выбраться за пределы Улья и увидеть другие острова, но вместо прогулок по технологическим центрам и научным лабораториям «Новой Атлантиды», я окунулась в самый жуткий кошмар человечества.

Не знаю, можно ли назвать везением то, что моя детская память стерла детали пережитого ужаса.

Смогла бы я сохранить разум, если бы помнила, как умирал мой брат и остальные люди, находящиеся на катере?

Нет… Наверное нет, но это могло бы объяснить, как мне удалось выжить и избежать заражения.

– Не забывай, Рина, никто не должен знать, что ты тоже находилась на борту, – глухо произносит мама. – Нельзя об этом говорить. Никому. Никогда. Ты слышишь меня? – оглянувшись, она пристально смотрит мне в глаза.

– Я знаю, мам, – кивнув, сжимаю на коленях дрожащие пальцы и задаю вопрос, на который не решалась раньше. – Поэтому мне приходится каждый день спускаться на медицинский уровень и сдавать кровь? Со мной что-то не так, и вы ищите причину?

Мама не отвечает, стальные радужки темнеют, теряя свою прозрачность. Побледневшие губы сжимаются, словно она боится сказать то, что мне нельзя знать.

– С тобой все в порядке, милая, – наконец произносит мама, отводя взгляд в сторону.

– Значит, не нашли… – выдыхаю с упавшим сердцем.

– Тебя спасло чудо.

«Почему тогда оно не спасло моего брата и остальных?» – мысленно кричу я, закрывая лицо ладонями.

Мама приближается бесшумно, садится рядом и мягко привлекает меня к себе. Я утыкаюсь лицом в изгиб ее шеи и вдыхаю знакомый теплый аромат. На минуту позволяю себе расслабиться в ласковых объятиях матери и не думать о пресловутом долге. В конечном итоге, никто меня не принуждал принимать решение об отправке на Полигон.

Я могла выбрать другое место для обучения: подать документы в исследовательский центр генетики и вирусологии на Новой Атлантиде или в университет Морских наук в Маринории. Или остаться здесь, в Улье: поступить на любое направление в местные образовательные учреждения. У правящих семей есть особые привилегии, распространяющиеся на выбор будущей профессии, хотя, о чем я говорю… Большинство элитных отпрысков не собираются тратить свою веселую сытую жизнь на какую-то работу.

Мой брат был другим…. Он собирался стать новым лидером и сплотить наше общество, искоренив периодически возникающие волнения. В свои двадцать лет он успел добиться многого, на своем примере доказав, что сын верховного правителя способен сражаться с нашими врагами, отважно защищать границы, стоя плечом к плечу с представителями низших каст и не требуя для себя особых условий и высоких званий. Эрика уважали и знали в лицо на всех островах. К его мнению прислушивались. Ему верили. За ним готовы были идти.